Малое количество письменных источников, отражающих торговые связи между мусульманским миром и миром «франков» в IX–X веках (несмотря на богатейшее собрание документов из каирской синагоги Эзра), в каком-то смысле компенсируется многочисленными материальными свидетельствами, которые подводная археология не так давно предоставила в распоряжение ученых. Это обломки кораблей и керамика, говорящие о довольно оживленном товарообороте в северной части Тирренского моря в тот период.
То, что торговля с арабскими странами в Средиземном море приобрела большое значение, можно заключить и по распространению мусульманских монет: вскоре они стали ходить наравне с византийским денарием, знаменитым гиперпером или бизантом, а кое-где даже заменили или сильно потеснили его. Впрочем, арабский динар — как видно по хорошо известной сикуло-арабской чеканке — содержал 4,25 грамма золота, как и денарий. Еще более распространенной была монета в четверть динара — руб'а, которая быстро распространилась на Сицилии и в южной части Апеннинского полуострова, где получила название тарий («свежая», то есть только что отчеканенная монета): до недавнего времени оно служило разговорным обозначением денег на юге Италии. Серебряные монеты были в основном представлены дирхамом (название, пришедшее через персидский язык и происходящее от слова драхма) весом в 2,90 грамма и мелкой харрубой весом в 0,2 грамма. Спрос на тарий был так высок и эти монеты были так распространены, что в X веке жители Амальфи и Салерно подделывали их: эти подделки, однако, можно легко распознать по так называемым псевдоарабским надписям, которые напоминают арабские, но в действительности не имеют никакого смысла. Даже на Руси ходили арабские монеты, не столько золотые (которые, вероятно, служили средством накопления), сколько серебряные. «Древнерусская ногата соответствовала арабскому дирхаму и получила свое название от арабского слова накд — полновесная монета[8].
Кризис и преобразование ислама. Восток
Торговля и грабеж в истории Средиземноморья VIII–IX веков тесно переплетаются — до такой степени, что не всегда удается ясно отличить одно от другого. Однако нет сомнений в том, что положение, создавшееся в VII веке вместе с мусульманским проникновением в этот регион, менялось не плавно, а рывками; при этом, особенно начиная со второй половины X века, тенденции зачастую меняли свою направленность. По закону некоей симметрии — чисто внешней, но нередко отражающей истинное положение дел, — вследствие ряда случайных, непредвиденных совпадений (имевших, однако, объективную основу в виде государственного и общественного кризиса самого исламского мира) мусульманское наступление в западном Средиземноморье и прилегающих к нему областях постепенно затухало или даже приостанавливалось. Это происходило — по многочисленным и не зависящим друг от друга причинам — в конце X и первой трети XI веков.
Авторитет Багдадского халифата Аббасидов был поколеблен появлением двух соперничающих халифатов — Кордовского суннитского халифата Омейядов в 929 году и шиитско-исмаилитского халифата Фатимидов, который образовался в восточном Алжире в 910 году; затем центр его был перенесен новый египетский город Каир, основанный в 969 году. Городу было уготовано большое будущее как крупному торговому центру. Он располагался в низовьях Нила, куда стекались товары из Йемена, Занзибара, Эфиопии, а также дорогостоящие пряности из Индии и Китая: их привозили на кораблях в Айдаб на Красном море и оттуда, преодолев на верблюдах небольшой участок пустыни, водным путем везли дальше по Нилу до самых портов дельты. В новую столицу стекалось также золото с нубийских рудников, — которые уже начинали истощаться, — и Судана: перевозили его посланцы царей Ганы, торговавшие не только желтым золотом, но также белым (слоновая кость) и черным (африканские рабы). Зарождение новой египетской державы, независимой от халифата Аббасидов, конкурирующей, а порой и открыто враждующей с ним, было лишь одним аспектом — и с определенной точки зрения симптомом — упадка Багдадского халифата, которому теперь приходилось иметь дело с постоянными мятежами, зачинщиками которых выступали «секты» хариджитов и карматов. Неудивительно поэтому, что халифы все чаще стали доверять защиту своей особы наемникам из числа среднеазиатских тюрок, которые в течение X века приняли мусульманский образ жизни и проникали во внутренние области империи также при содействии персидской династии Саманидов, стоявшей на страже северо-восточных границ аббасидского халифата. В конце X века тюркский хан Алп Тегин воспользовался слабостью саманидов, чтобы захватить город Газну на территории нынешнего Афганистана; там он основал великолепный двор, гостями которого впоследствии были ученый Бируни и поэт Фирдоуси. Тем временем в 999 году тюрки-караханиды заняли Бухару, основав там новую династию. Персидские правители были потеснены почти всюду, и халифам пришлось приспособиться к вновь прибывшим тюркам, мусульманам-суннитам — новообращенным и поэтому непримиримым в плане веры. Среди них довольно быстро выделились представители племени огузов, осевшего в середине X века на пастбищах к северу от Каспийского и Аральского морей и известного затем — по имени полулегендарного основателя-эпонима Сельджука — как «сельджуки».
Турки-сельджуки поначалу поддерживали хорошие отношения с персами-саманидами, но к 1040 году потеснили их и заняли их место, основав «империю», простиравшуюся от Хорасана до центральной Персии. Багдадский халиф тогда находился в сильной зависимости от представителей династии Бундов, практически став их заложником; Буиды оставили халифа номинальным духовным главой страны, присвоив себе всю реальную власть. Это обстоятельство религиозного характера дало сельджукскому хану Тогрул-беку предлог для захвата Багдада (1055), представленного как «освобождение суннитов»; Тогрул-бек убедил халифа встать под его защиту. Провозглашенный султаном и тем самым ставший временным правителем халифата, сельджукский вождь торжественно огласил свою масштабную завоевательную программу. Цель ее заключалась не только в том, чтобы вывести Аббасидский халифат из кризиса, но и в том, чтобы дать исламу возможность снова предпринять тот победный захватнический марш, который в Азии закончился тремя веками ранее (а в Средиземноморье, как мы видели, замедлился примерно за столетие до описываемых событий на фоне бурного подъема Европы).
Первыми противниками сельджуков, полных решимости возобновить экспансию суннитского ислама на Запад, стали византийцы и шиитские халифы Египта. С египетским противником турки вели жесткую борьбу за контроль над Сирией и Палестиной, и лишь прибытие туда в 1096–1099 годах странных вооруженных паломников, которых обычно называют «участниками первого крестового похода», частично положило конец вражде между аббасидами и сельджуками, с одной стороны, и фатимидами, с другой, — вражде, осложненной к тому же соперничеством между турками и арабами. Когда крестоносцы появились на северных границах Сирии, фатимидский халиф Каира прислал к ним послов — узнать, нельзя ли заключить союз с «франками» или, по крайней мере, как-то рассчитывать на них в борьбе против турок.
Что же до византийцев, то новый султан Алп Арслан (1063–1072) в 1071 году одержал над ними крупную победу при Маназкерте в верховьях Евфрата, неподалеку от озера Ван. Через несколько лет после этой победы был основан «султанат Рум» со столицей в Икониуме (ныне Конья), благодаря чему центральная часть Малой Азии оказалась под контролем сельджуков. «Рум» («Рим») — слово, которым в арабоговорящем и, следовательно, исламском мире называли то территориальное образование, которое мы привыкли не совсем правильно называть «Византийской империей» на всем ее географическом протяжении. Итак, «султанат Рум» — это Анатолия. Теперь только Эвксинские горы на севере и Тавр на юге отделяли новых мусульманских завоевателей соответственно от берегов Черного моря и заливов Анталии и Александретты в Средиземном море, которые пока находились под властью Византии. Но в Константинополе снова поселился страх, чего не случалось со времен осады 717–718 годов. Новому императору Алексею И Комнину (1081–1118) пришлось сразу же после восшествия на престол противостоять тройному натиску варваров: на западе — норманнам, которые напали на побережье Эпира под предводительством Робера Гвискара, укреплявшего при поддержке Папы римского свою власть в южной Италии, в то время как его брат Рожер уже предпринял кампанию по завоеванию Сицилии; на севере — печенегам, урало-алтайскому племени, позже более известным как куманы (в русских источниках — половцы), которые после набегов на Балканы подошли в 1090 году почти к самым стенам Константинополя, и их удалось отбросить лишь с большим трудом; на востоке и юге — туркам, которые теперь делили между собой центральную и восточную Малую Азию, постоянный предмет споров между двумя соперничающими султанатами: сельджуками Икониума и данишмендами Мелитены (ныне Малатья).
